|
В начале третьего тысячелетия ксёндз профессор Кшиштоф Павлина, ректор варшавской Митрополичьей Духовной Семинарии, опросил всех, поступивших в семинарии. Результаты опубликовал в книге "Кандидаты на священство третьего тысячелетия".
Из анонимных анкет выходит, что статистический семинарист:
имеет в среднем 20 лет и как минимум одного брата или сестру;
родом скорее из города (61%);
из семьи среднего достатка (субъективная оценка кандидата);
у каждого десятого родители с высшим образованием;
о священстве стал думать за четыре года до поступления в семинарию;
имеет за собой в среднем девятилетний стаж прислуживания на приходе;
участвовал в различного рода религиозных группах и движениях;
молится регулярно два, три раза в день;
в семинарию поступил, потому что чувствует внутреннюю потребность, которую можно назвать Божьим призванием;
хочет служить Богу, людям, Церкви;
через священство хочет достигнуть личной святости;
в своей будущей работе желает посветить себя прежде всего приходу;
чаще всего опасается осознания того, что жизнь была пустой и потраченной зря, а сразу же после этого человеческой ненависти и зависти;
за последний год прочитал семь книг, из которых чаще всего это были книги из сферы духовной жизни.
Кроме того:
90% анкетированных было против поставления в священство женщин;
78% было против получения церковных разводов;
72% было против возможности заключения браков ксендзами;
66% было против применения противозачаточных средств;
59% не сумело назвать правильно имена двух предшественников Иоанна Павла II;
52% считает наибольшей общественной проблемой безработицу;
48% считает, что ответственность за общественные проблемы несут правители;
43% полагает, что приобретение пиратских копий музыкальных дисков не всегда является плохим и зависит от обстоятельств;
40% считает, что высказывание правды зависит от обстоятельств;
33% не сумело правильно назвать три монотеистические религии;
26% упрекнуло священников в материализме и алчности;
22% негативно оценило перемены, которые произошли в Польше после 1989 года.
И так вы получили больше чем BBC
Если бы не помощь знакомого ксендза из Варшавы, вероятно, нам не удалось бы войти в семинарию и поговорить с семинаристами.
Ректор семинарии в Лодзи, к которому я явился без протекции, сказал, что должен спросить о мнении епископа, а потом отказал.
Ректор семинарии в другом городе центральной Польши согласился поговорить, но не разрешил встретиться с семинаристами. Объяснял, что это не подходящий для них момент для контактов с прессой, что такие вещи может делать только вполне сформировавшийся священник.
По просьбе знакомого священника из Варшавы согласие на разговор с семинаристами выразили ректоры семинарий в Ловиче и Люблине.
Когда мы приехали, назначенные для разговора семинаристы ожидали у ворот.
Мы миновали закрывающиеся на электрический замок двери.
Первое, что я увидел, это отполированный до блеска паркет.
Первое, что я ощутил, это холод. И здесь речь идёт не только о температуре.
В семинарских коридорах просто нет всех тех предметов, которые мы вешаем на стены только для того, чтобы сделать их теплее. Если уже здесь что и висит, то или суровый крест, или зорко смотрящий святой, или объявление о том, что будет происходить, или напоминание распорядка, который здесь действует.
Мы заглянули в лекционные залы, которые от светских отличаются тем, что в каждом есть крест и пианино.
Мы заглянули в комнаты, в которых есть кровать, стол, умывальник, кресло и другие полезные вещи, но нет ничего, что свидетельствовало бы о характере живущих в них людей. Потом я узнал, что это связано с уставом, согласно которому семинарист каждый год должен менять комнату. Цель этого распоряжения простая, речь идёт о том, чтобы будущий священник не привязывался к месту, чтобы всегда был готов к перемене. Результат: семинарист перестаёт осваивать пространство.
Наконец мы добрались до помещения, в котором я должен был разговаривать с семинаристами.
И тогда оказалось, что, не смотря на то, что я просил, я не смогу поговорить ни с одним семинаристом с первого курса. – Вы и так получили больше, чем BBC, потому что им ректор не разрешил взглянуть на наши комнаты, – – услышал я от одного из семинаристов.
Томек: шестой год семинарии в Ловиче. 27 лет, родился в Макове. Начинал вместе с девятью семинаристами, осталось пять. Был министрантом, выезжал в летние лагеря. Брат, электромеханик на железной дороге, также является чтецом и членом приходского совета. Папа ревизор на железной дороге. Мама на пенсии.
Адам: шестой год семинарии в Люблине. 24 года, родом из Люблина. Из 36 семинаристов на его курсе осталось 20. Был раньше чтецом и членом школьной группы чтения розария. Единственный сын в семье. Папа – техник строитель. Мама – техник химик.
Гжегож: пятый год семинарии в Ловиче. 24 года, родом из Ленчицы. Из 18 семинаристов осталось 12. Министрант с шестилетнего возраста. Старшая сестра – швея. Младшая – в начальной школе. Папа, пономарь, умер год назад. Мама безработная.
Мартин: пятый год семинарии в Ловиче (на одном курсе с Гжегожем). 23 года, родом из Ленчицы. С восьмилетнего возраста включен в жизнь прихода. Сестра изучает богословие в Папской теологической академии в Кракове. Папа умер в 1998 году. Был столяром, алкоголиком. Мама – рентгенотехник.
Лукаш: третий год семинарии в Люблине. 21 год, родом из Люблина. Начинал вместе с 38 семинаристами, осталось 19. С десятилетнего возраста был министрантом, с четырнадцати лет – чтецом, с семнадцати – участвовал в движении Свет-Жизнь. Две сестры. Папа работал водителем. Мама – в ЗАГСе. Сегодня оба на пенсии.
Пётр: второй год семинарии в Люблине. 21 год, родом из Яшчова в ленчицком повете. Из 40 семинаристов на его курсе осталось 32. Принимал участие в многочисленных реколекциях. Имеет брата. Папа, механик, занимается агротуризмом, является депутатом муниципального совета уже три срока. Мама, семейный доктор, депутат районного совета уже три срока.
Чтобы дополнить картину, я также беседовал с теми, кто ушёл из семинарии.
Кристиан: 35 лет, перед тем как поступил в семинарию, закончил физический факультет. Работает как информатик. Имеет сестру и родителей с высшим образованием.
Матек: 28 лет, магистр богословия, работник банка. Мама – – портниха, папа – – каменщик.
Лешек: 25 лет, пишет магистерскую работу по богословию. Имеет старшего брата, мама – – учительница, папа – – торговец.
Я решил жить так, как если бы Бог существовал
Лукаш: – – Я дружил со священниками. Мне импонировало то, что взрослые мужчины открываются перед мальчиком. А то, что пошёл в семинарию, не было никаким чудом, не было призванием, меня не бросила девушка. Просто собрал документы и подал. Наверное, дело было в том, что, блин, в конце концов, решил определиться в своей жизни. Потому что раньше думал, что пойду учиться, и там видно будет.
Адам: – – В лицее я встретил Войтека, учителя биологии. Он вовлёк меня в созданный им кружок "живого розария", мы это так называли, чтобы это не ассоциировалось с группами чтения розария для старых женщин. Он предложил мне съездить в Сан Джованни Ротондо. Мы поехали, а когда я был во втором классе, он бросил жизнь учителя и поступил в семинарию. Меня поразило, что мужик, который восемь лет учит, имеет квартиру, оклад, решается всё оставить, пойти в семинарию и самому стать учеником. Но тогда я ещё планировал поступать на правоведение или маркетинг.
Пётр: – – Я много читал. Любил Герберта, Филиппа Дика. Сам хотел быть писателем. Писал стихи. После миропомазания я нашёл Бога. И перестал писать. Я понял, что Бог меня любит, и начал бороться со слабостями. Раньше я всё время тратил на компьютерные игры. После миропомазания престал играть. И удалил всю музыку в формате mp3. Такое усердие неофита. И у меня уже не было проблем с играми и пиратской музыкой. Если Христос нас освобождает, то мы – – свободны. Он умер на кресте, а я не смогу удалить mp3?!?
Гжегож: – – Папа был пономарём, так что я с малых лет чувствовал себя в церкви как дома. В третьем классе средней школы меня ударил учитель. У обычного человека в такой ситуации рождается бунт и жажда мести. Я начал говорить об этом с сёстрами монахинями, со священниками. Они мне сказали, что возмездие – это путь, предложенный миром, а путь христианина ведёт через крест Христа. А это предполагает прощение, унижение, смирение.
Пётр: – – Однажды в Интернете я нашёл дневник сестры Фаустины. Помню, как прочитал, что Бог нас любит, что наше сердце не узнает покоя до тех пор, пока не обратится к Нему. Помню, что не мог перестать об этом думать, а на следующий день, когда ехал в автобусе, у меня было впечатление, что всё небо празднует вместе со мной моё обращение.
Мартин: – – Когда-то я занимался волейболом. Было даже второе место в Польше. Мечтал, что буду профессионалом. А в то же время мне всегда нравилась жизнь священника. Я видел, что они живут, как им хочется, что благодаря этому они счастливы. И вместо того, чтобы пойти в политехнический в Лодзи, о чём думал все время в лицее, выбрал семинарию. Но перед этим сдал экзамены в тот политехнический. Хотел показать, что смогу. Доказать, что семинария – это не бегство. И я возлагаю надежду на Бога, что я справлюсь, потому что я должен был отказаться от семьи, от детей, что было моей мечтой.
Матек: – – Наверное, мысль пойти в семинарию появился от страха перед женщинами. А может, это была мысль о том, чтобы безопасно устроить себе жизнь.
Кристиан: – – В лицее я наезжал на Церковь, но это не значит, что я не искал смысла. Вроде я знал, что Бога нет, но с другой стороны ощущал такую возможность. Я начал читать Священное Писание, а потом решился на эксперимент. Решил жить месяц так, как если бы Бог существовал. Просыпался рано, говорил с Богом. И вдруг я почувствовал, что нашел своё место. Я открылся людям, стал ими интересоваться. И всё больше молился. Всё больше читал. И всё сильнее это меня затягивало. Наконец решил полностью этому отдаться и поступил в семинарию.
Мы не хотим неофитов, психически ненормальных и карьеристов
Сейчас в Польше 1300 семинаристов. Вопреки тому, что говорили СМИ, смерть Иоанна Павла II не повлияла на число призваний. Уже десять лет она колеблется на уровне 350 – 500 ежегодно – говорит ректор (потом он пожелал остаться анонимным).
С ксендзом доктором Тадеушем Кондзёлкой (Tadeusz Kądziołka), ректором люблинской семинарии, перед тем, как начали разговор, имели философский диспут о том, что такое правда. Мы тогда ели суп.
С Яцеком Скробишем (Jacek Skrobisz), ректором ловичской семинарии, разговор был настолько простым, что отец ректор заявил, что его призвание выросло в "красной семье" и что в связи с этим он может разговаривать на светском языке. Он только сделал оговорку, что тогда определённые вещи от нас ускользают. Я рискнул.
Всем ректорам я задал похожие вопросы.
Что нужно сделать, чтобы попасть в семинарию.
Ректор, пожелавший остаться анонимным: – – Нужно быть совершеннолетним, иметь аттестат зрелости, медицинскую справку и характеристику от настоятеля прихода или преподавателя Закон Божьего. Мы не хотим тех, которые только что обратились. В вере нужно немного побыть. Я принял человека, который сказал: я здесь должен быть, потому что это не даёт мне покоя.
Ректор Кондзёлка: – – Вступительный экзамен состоит из письменной и устной части. Темы на письменном экзамене касаются чаще всего актуальных дел Церкви. Устный экзамен охватывает вопросы из нравственного и догматического богословия и истории Церкви.
Ректор Скробиш: – – Мы также делаем психологический тест. Не хотим в семинарии людей с эмоциональными нарушениями. Это не больница и не санаторий.
Ректор Кондзёлка: – – Мы хотим иметь не исполняющего обязанности ксендза, но свидетеля Евангелия.
Телефон в мир
Лукаш: – – Идя в семинарию, в чемодан я упаковал: книжки, одежду, средства гигиены...
- – Сотовый телефон?
Лукаш: – – Тогда в семинарии было так, что мы не могли иметь сотовых телефонов. Только в прошлом году ректор разрешил.
- – Но раньше у тебя он был?
Лукаш: – – Ну был. Человек такое существо – – если есть правило, то он ищет лазейку. Телефон наряду с Интернетом – единственная форма контакта с миром. Кроме того, мне казалось, что этот телефон не мешает мне в развитии.
Ректор Кондзёлка: – – У нас можно пользоваться сотовыми. Семинарист должен учиться рассудительно и самостоятельно пользоваться благами цивилизации.
Ректор, пожелавший остаться анонимным: – – Мы исходим из предпосылки, что мы не должны поддерживать связь с миром. Мы входим в себя и поддерживаем связь с Богом.
Распорядок дня
День в семинарии определяется уставом. Распорядок везде более-менее похожий: 5.40 – подъём; 6.10 – молитва; 6.40 – литургия; 8.00 – – завтрак; c 8.10 – лекции; 13.10 – молитва бревиария; 13.30 – обед; до 15.30 – свободное время; с 15.30 до 18.00 – самоподготовка; 18.00 – вечерня; 18.20 – ужин; до 19.30 – свободное время; с 19.30 до 21.00 – время на учёбу и чтение; 21.00 – 22.00 время для молитвы; 22.30 – отбой (silentium sacrum).
Ректор, пожелавший остаться анонимным: – – Современные молодые люди не подготовлены к жизни в семинарии. Телевидение, компьютер, сотовые телефоны, непрерывное движение. А здесь необходимо успокоиться, утихомириться. Для этого служит распорядок и дисциплина. И поэтому, например, во время занятий и после отбоя мы выключаем стационарные телефоны.
Ректор Кондзёлка: – – Парень приходит после школы и он не знает, как овладеть временем. У него есть проблемы с организацией дня. Распорядок ему помогает в этом вопросе. А мы его дополнительно мобилизуем. От напоминания о том, что он чем-то обязан Богу, до "возьмись за работу". Распорядок вне духовного учреждения имеет в виду такую же определённую прагматику. Трудно для каждого установить меню и часы приёма пищи.
Лукаш: – – В начале было трудным вставать в 5.40. Дежурства на кухне, так как первый курс должен дежурить на кухне и в трапезной. Учиться также нужно. Кроме того, ты встречаешь новых людей и ты "оторван" от семьи.
Пётр: – – Первый курс выполняет различные работы на благо семинарии: кошение травы, нужно картошечку с прихода принести. Для меня самым тяжёлым было разносить посуду в трапезной.
Адам: – – Первокурсник приходит из мира, он должен переключиться и часто больше всего проблем у него с распорядком. С пониманием того, что он имеет смысл. Что распорядок имеет религиозную ценность, что он приводит к зрелости. В этом и состоит система. Наши замечания сводятся, например, к тому, что приходит кто-нибудь из дома, где есть обычай мыться один раз в неделю, а мы должны этот обычай изменить.
Матек: – – Я помню занятия, где нас учили, как вести себя за столом. Какие бокалы для какого вина, какое вино к какому блюду.
Пётр: – – После 22.15, или после "ночной тишины", по семинарии ходят только те, кто моет уборные. Куратор здания проверяет, хорошо ли закрыты окна, и гасит свет.
Лешек: – – Меня нервировало то, что после 22.30 нужно гасить свет, для меня это самое лучшее время для чтения книжек.
Томек: – – Меня иногда нервирует этот распорядок. Я взрослый, мне 27 лет, а здесь мне говорят, в каком часу я должен встать, есть, спать и идти на прогулку.
Стирают мамы
Корреспондент: – – Почему семинаристы не стирают сами?
Ректор Кондзёлка: – – У нас есть две стиральные машины, и они могут стирать. Но они предпочитают дать маме. Не смотря на то, что у нас есть персонал, который может это сделать.
Пётр: – – Если кто-то живёт близко, то ему стирает мама. У меня нет времени на стирку. На первом курсе у нас много обязанностей, а теперь я разношу прессу, я библиотекарь и пишу статьи для нашей газеты.
Матек: – – Из семинарии я вынес пунктуальность и заботу о порядке. Теперь у меня всегда чистая ванна. Раньше заботилась об этом мама.
Библия и Интернет
Пётр: – – Активный отдых в семинарии? Я иду к однокурсникам на чай.
Томек: – – Когда это возможно – играю в футбол, катаюсь на велосипеде и читаю. Последнее, что читал, "Мерзавцы", "Тень ветра" и какой-то детектив.
Пётр: – – Часть времени, которое когда-то посвящал чтению, идёт на молитвы. Но я и так читаю: "Святой Фома из Аквина" Честертона, бревиарий, Священное Писание и св. Иоанна с Креста, так как мы должны написать по нём резюме для преподавателя Закона Божьего. Ну и стихи Элиота. Мне очень нравится "Пепельная среда".
Лукаш: – – Последнее, что я читал, – – "Город горя" Ежи Пильха, а на DVD смотрел "Amores perros".
Адам: – – Епископ Тодд говорил, что современный проповедник должен иметь Священное Писание в одной руке, а в другой – газету. Сегодня нужно было бы сказать, что в одной руке Священное Писание, а в другой – телевизор, Интернет. Я люблю публицистические программы, такие как "Стоит разговаривать", "Теперь мы", "Точка над i". Случается иногда посмотреть MTV.
Ректор, пожелавший остаться анонимным: – – Семинарист может смотреть телевизор три дня в неделю и дополнительно после специального разрешения.
Наконец-то никто со мной не говорит
Лукаш: – – Два раза в неделю у меня прогулки. Мы также можем выходить по делам учёбы, не терпящим промедления, и на праздники. Я выхожу чаще, так как я связной с Люблинским католическим университетом.
Мартин: – – Я бываю вне семинарии довольно часто, так как играю на гитаре и езжу по приходам с так называемой агитпрограммой. Кроме того, раз в месяц мы ходим на встречи в религиозные сообщества.
Ректор, пожелавший остаться анонимным: – – Мы не перебарщиваем с этой закрытостью. Второй курс по вторникам прислуживает в домах престарелых. По четвергам могут выходить все, а пятый и шестой курс дополнительно проводит уроки Закона Божьего в школах. В субботу есть время на поход в кино, а также на активный отдых: бассейн, велосипед. В воскресенье прислуживают на приходе, а после 16:00 – – время, чтобы сходить, например, в театр.
Ректор Кондзёлка: – – Я всегда говорю, что семинарист добровольно выбрал семинарию и имеет свободу передвижения вне семинарии, в которой, если быть точным, он находится в течение года только восемь месяцев.
Мартин: – – Каникулы – это две недели работы в семинарии, месяц на приходе, паломничество, выезд в летний лагерь. Остаётся меньше 20 свободных дней.
Томек: – – Мы как семинаристы шестого курса можем выходить каждый день и возвращаться к 21.00. Ну, разве что есть молитва. Выход записываем в тетрадь. Отмечаем, куда идём и в котором часу вернулись. Я отпрашиваюсь прежде всего в магазин. Покупаю чаще всего фрукты. Я также люблю прогулки по берегу Бзуры. Иногда люблю побыть один. Для меня это отдых, так как наконец-то со мной никто не говорит.
На содержании у родителей
Лукаш: – – Сутана, которую я одевал на обряде "пострижения", стоила 600 злотых.
Адам: – – Настоятель покрыл мои затраты на первую сутану. Она из хорошей материи. Она лучше пропускает воздух, чем рубашки "Polo".
Томек: – – Мы полностью на содержании у родителей. Я получаю из дома 200 злотых ежемесячно и иногда что-нибудь от настоятеля. Меня немного нервирует то, что мы не можем зарабатывать. Мне ведь 27 лет! В том то всё и дело, что иначе не может быть. Есть вещи, через которые не перепрыгнешь.
Адам: – – Мы должны быть специалистами в делах духовных, а не по части денег.
Она сказала, что я обманул её
Якуб – Когда во втором классе я целовал девчонку, то она мне сказала, что и так знает, что я буду священником. Люди меня знали по церкви и на улице говорили мне "Бог в помощь!".
Мартин: – – У меня была связь, которая длилась полтора года. Я прервал её перед самым поступлением в семинарию. Мы разговаривали часто семье, планировали будущую жизнь. Мы должны были вместе жить и учиться в Лодзи. Когда я ей заявил, что иду в семинарию, она сказала, что я обманул её. На первом курсе мы переписывались. Это значит, она писала, я отвечал. Посылал ей поздравления на праздники. У меня была надежда, что будет нормально, но не было. Она всё время была обижена, в претензии за то, что произошло, но я думаю, что я правильно выбрал. Наилучшее доказательство этого то, что она вскоре выходит замуж. Впрочем, все девушки, которые мне нравились, уже имеют семьи. Думаю, что это определяет мой путь.
Кристиан: – – У меня была большая любовь во время учёбы в институте. Мы были вместе больше трёх лет. Она бросила меня, ушла с другим. Я сильно это переживал.
Матек: – – У меня были подруги, но не было девушек. Я был страшно закомплексован, боялся, что я не в состоянии ничего предложить женщине.
Руководство сказало, чтобы не заговаривали с женщинами
Ректор, пожелавший остаться анонимным: – – Целибат – тяжёл, но прекрасен. Наша жизнь – это служение, иногда даже крест. Ведь никто же не сказал, что жизнь – это идиллия.
Кристиан: – – С целибатом нет проблем. Сущность сохранения верности есть свойство человечности, а не священства. Если у тебя есть жена, то ты не спишь с другими. Просто!
Лешек: – – Когда я был в паломничестве, познакомился с красивой и мудрой женщиной. Но я сказал себе, что я семинарист и мне нельзя. Я подавил это чувство.
Лукаш: – – Пожалуйста запишите: здесь никто не пробует искривить наш взгляд. Речь не идёт о том, чтобы мы с отвращением смотрели на женщин. Речь идёт о жизни для Бога.
Адам: – – Мы нормальные мужчины и мы имеем обычные искушения. Однако мы хотим их контролировать, по-человечески над ними господствовать. Если появляется какая-то мысль, а я в неё "не вхожу", не поддерживаю, то я не совершаю греха. Иногда я задумываюсь, что сегодня легче: целибат или воспитание детей?
Лешек: – – Руководство сказало, чтобы не заговаривали с женщинами, так как им легко вскружить голову, заставить полюбить и обидеть. Сутана действует на женщин как афродизиак. Ведь они ищут ответственных, спокойных, верных, а сутана всё это обозначает.
Адам: – – Если искушение исключительно сильное, то я использую стандартные практики христианской аскезы, обращаюсь в молитвах к Богу и прошу о помощи.
Как бороться за верующих?
Ректор Кондзёлка: – – Так же как и 20 лет назад.
- – А секуляризация?
Ректор Кондзёлка: – – Секуляризация – это факт, особенно после французской революции. Но здесь разговор не о том. Священник не может идти к людям "с хорошо заострённым мечём", так как это – – не евангелизация. Он должен слушать, что говорят люди и Евангелие. Он должен помогать через веру, молитву и открытость. Должен показать своей жизнью, что стоит быть верующим.
Адам: – – Для сегодняшнего пастыря является вызовом то, что люди всё более образованы, и нужно очень стараться, чтобы они тебя услышали.
- – Но разве богословские знания на плохом уровне?
Адам: – – Существует также большое невежество. У меня есть знакомые, которые убеждены, что Церковь учит о сотворении мира в течение семи дней. Но с другой стороны, у людей есть духовный голод.
- – Как привлечь людей к Церкви?
Адам: – – Когда я был в Италии, то видел, что при церквях возникают спортивные площадки, кино. Я спрашиваю, зачем, а мне отвечают, что если этого не будет, то молодёжь к ним не придёт. Это какой-то способ, но это лишь первый шаг. Мы не рассчитываем на показные обращения. Даже Иисус не обратил всех. В прошлом году в нашей семинарии ввели курс по масс-медиа. Мы хотим евангелизировать через СМИ, также и через "Gazeta Wyborcza", и поэтому я с Вами разговариваю.
Искренность
Знакомый священник из Варшавы, который сделал возможным наши беседы с семинаристами, – – это др. Михал, преподаватель одной из семинарий.
Ксёндз доктор Михал: – – Очень важной проблемой в семинарии является то, чтобы семинаристы были искренними. И чтобы за эту искренность не были исключены. Случается, что семинарист, вместо того, чтобы сказать, что он на самом деле думает, предпочитает молчать, когда его руководитель спрашивает о мнении по поводу семинарии или видении его возможного священства. Семинарист тогда подбирает решение: сказать или нет? Что сказать, чтобы руководство было довольно? Прижатый – – он отвечает уклончиво.
Лешек: – – Я воспитывался в Германии и меня там учили, что стоит выражать своё мнение, говорить, что думаешь. В семинарии это не окупилось. Например, у меня случилось так, что во время предназначенное для учёбы я сидел за компьютером и играл в шахматы. Пришёл диакон и говорит, чтобы я дал ему доступ. А я – не даю. А он сказал, что в таком случае пойдёт к проректору и скажет ему, что я во время учёбы играл в шахматы. Он пошёл, а я получил выговор и неделю дежурства. А потом было собрание, и я спросил, почему в семинарии расцветает доносительство. И снова получил неделю дежурства. Я был наказан также за то, что не хотел ночью сторожить мачту Радио Плюс. Или потому, что вместо того, чтобы помогать в приготовлении приёма гостей, пошёл на лекцию, от которой, обратите внимание, меня никто не освободил.
Кристиан: – – Мой коллега написал в одной из газеток, что не знает, останется ли он в семинарии, и один священник велел ему это вычеркнуть, потому что ведь идеальный семинарист не имеет такого типа сомнений. А всё же воспитание должно основываться на том, что поможет ему увидеть, в чём его интерес, а не то, что им манипулируют.
Кризис
Лукаш: – – Из комнаты, в которой я жил на первом курсе, остался только я. Из второй комнаты, в которой я жил на втором курсе, не осталось никого.
Ректор, пожелавший остаться анонимным: – – 30-35% семинаристов выбывают. Больше всего в течение первых двух лет.
Ректор Скробиш: – – То, что они выбывают, происходит из-за слабости польской семьи. Слабость семейных связей перекладывается на эмоциональную слабость детей, которые более впечатлительны, труднее переносят кризисы. Всё время попадают из крайности в крайность, им трудно удержать равновесие.
Ректор, пожелавший остаться анонимным: – – Люди выбывают, потому что не смогли поднять своего призвания. Они хотели быть в семинарии на таких же самых условиях как и в университете. А между тем здесь учатся не только за письменным столом, но и на коленях.
Матек: – – Я пошёл в семинарию, потому что хотел быть священником, которого я знал на приходе. Я видел, что его любят, он весел, он с молодёжью. Мне нравилось, что он имеет авторитет, что все к нему обращаются. Только когда узнал это всё изнутри, я увидел огромное одиночество. И это меня привело в ужас.
Мартин: – – Однажды появился кризис, связанный с тем, что я не смогу воспитывать своего ребёнка. И тогда тотчас же Бог мне это компенсировал. Получил предложение поехать с детскими домами в паломничество к понтифику.
Пётр: – – На первом курсе у меня были такие мысли: "а если Бога нет?". Как только это появлялось, я обращался к Библии или розарию.
Гжегож: – – На втором курсе может появиться рутина, а вместе с ней вопрос, хочу ли я дальше идти к священству. Может появиться мысль, чтобы куда-нибудь поехать и искать ответа, подхожу ли я, является ли священство моим путём. Конечно иногда может появиться также мысль об уходе, и хорошо, потому что благодаря ей мои отношения с Иисусом могут углубиться, вера и решение выбора Христа может становиться более зрелой.
Матек: – – Из года в года я всё больше чувствовал, что хочу иметь семью. Мне было трудно думать о том, что я буду в целибате. На конец я понял, что семинария – это не способ побега от женщин. Понял, что нашёл решение. Возможно, это произошло потому, что я отделился от дома, где жил в тени мамы, а у неё был плохой опыт. Её возлюбленный бросил её после обручения. Я думаю, она хотела меня от этого уберечь. Она очень сильная женщина. Это она внушила мне мысль о семинарии. Я полтора года обдумывал это дело. Сейчас я доволен, так как у меня есть девушка, я могу распоряжаться временем, я независим, меня ограничивает меньше вещей. И разговор здесь не о нравственности, так как она как раз таки осталась.
Лешек: – – На втором году моего пребывания в семинарии у меня появился невроз. Я не хотел бы об этом говорить, это очень личное. Я пробовал лечиться. Через два года мы вместе с моим духовным отцом и доктором психиатром констатировали, что будет лучше, если я выйду из семинарии.
Кристиан: – – Пребывание в семинарии меня изменило. Проблема в том, что не в ту сторону, в какую я хотел. В семинарии господствует тенденция к построению идеального христианина. Хорошего, послушного, как с иконы. Такого, который уступает место старшим, вежлив даже тогда, когда он уставший. Однако забывается, что до этого просто нужно дорасти. Что не возможно быть культурным человеком только потому, что кто-то этого требует. Расскажу про такую историю. Семинаристы могут пить пиво. Мы выехали на озеро. Был костёр, колбаски и пиво. А потом мы вернулись и должны были сделать газетку, в которой должны были показать фрагмент нашей жизни. И оказалось, что я не могу разместить те снимки, где я пью пиво. Руководитель не согласился. Он сказал, как это так – семинарист с пивом?!. Я объяснил, что можно, что так было. А он сказал, что для газеты не подходит. Был скандал, но снимки я не разместил. Это меня надорвало.
Томек: – – На третьем курсе я хотел уйти. Узнал о проблемах со здоровьем в семье. Чувствовал, что я там нужен. Я читал молитвы, но они не давали мне сил. Я попросил духовного отца о помощи. Мы поговорили и определили, что я должен усерднее взяться за розарий, так как его я забросил. Духовный отец спросил также о прогулках. Я сказал, что не хожу. Он предписал. И через две недели уже было лучше. А потом совершенно отпустило.
Ректор Скробиш: – – В начале мы должны распознать, не является ли этот кризис лишь эмоциями. Очень часто оказывается, что он хочет уйти, так как он надломлен тем, что он поссорился с коллегой, не сдал экзамен, преподаватель его одёрнул, руководитель его не понимает. Тогда с ним разговаривают и говорят ему, что возможно он здесь сгущает краски, что он излишне драматизирует, что возможно это ещё не значит, что у него нет призвания. И напоминают ему, что до этого времени в семинарии ему было неплохо. Ему напоминают, что есть Бог, Который его любит.
- – А если кризис более серьёзный?
Ректор Скробиш: – – Происходит приостановка образования, или процесса занятий и духовной работы. И тогда семинарист может взять светский отпуск. Он может пойти в светское учебное заведение и определиться, не чувствует ли он себя лучше там, он может вернуться домой и определить, не предпочитает ли он быть ближе к семье или не хочет ли сам основать семью. Для тех, кто чувствует, что они не развиваются в семинарии, кому не достаёт действий, но не вошёл в контакт с девушкой, мы предоставляем годичный отпуск для работы на приходе. У нас есть время. Другое дело, что я имею тот опыт, что те, кто выходят, по большей части не возвращаются.
Томек: – – Если убегать от призвания, от Бога, то появляются угрызения совести. Это как в супружестве. Бросишь жену, и будешь всю жизнь по этой причине страдать.
Мартин: – – Я знаю несколько священников, которые оставили священство, и они не счастливы.
- – Ты их об этом спрашивал?
Мартин: – – Не спрашивал, так как я слишком молод, да и наверное они бы не захотели со мной затрагивать этой трудной для них темы.
Не известно, каков Божий план
- – Можно ли вылететь из семинарии?
Ректор Скробиш: – – Семинарист должен выполнять требования на двух уровнях. Он должен сдавать экзамены и упражняться в духовности. Поэтому может случиться так, что он хорошо учится, но мы, глядя на его духовность, установим, что он не подходит. Мы оцениваем на основании пройденного нами пути с Богом и опыта.
- – Это означает?
Ректор Скробиш: – – Для того чтобы кого-то вести к Богу, необходим опыт личной встречи с Ним. Кроме того мы стараемся быть вместе с семинаристами. Духовные отцы постоянно с ними беседуют, семинаристы раз в две недели приступают к таинству исповеди. Для нас было бы сложнее с уверенностью разобраться с духовным состоянием семинариста, если бы мы не жили вместе с ними, если бы имели семьи и к семинарии относились бы только как к работе.
Ректор Кондзёлка: – – Случается, что мы исключаем из семинарии по причине "не перерезанной пуповины". Потому что он без мамы себя плохо чувствовал.
Ректор, пожелавший остаться анонимным: – – Случается также, что семинарист доходит до шестого курса, а мы не соглашаемся на то, чтобы он стал священником. Это случается не часто, но, однако, бывает.
Ректор Скробиш: – – В общем, мы скорее помогаем и с неохотой отказываем. Никогда не известно, каков Божий план.
Ректор Кондзёлка: – – Если кто-то развивается, созревает в духовном плане, то мы даём шанс. Интеллектуальный критерий важен, но не является решающим. Часто бывает, что человек со средними интеллектуальными способностями обладает многими другими талантами, важными в работе священника: он музыкален, коммуникабелен или является хорошим организатором.
Призвание
Ректор, пожелавший остаться анонимным: – – Призвание – – это что-то такое, без чего не удастся выдержать в семинарии.
Адам: – – Это не семинария должна доказать нам призвание. Мы должны доказать это семинарии.
Гжегож: – – Я поступал в семинарию, чтобы проверить, смогу ли я отречься от своего "Я" в пользу общины. Является ли Священное Писание учебником моей жизни.
Лукаш: – – Призвание угадывается через знаки. Не надоедает ли тебе молитва? С охотой ли встаёшь в шесть утра, чтобы пойти на мессу? Не скучаешь ли на лекциях? Не решаешь ли вопрос, как выехать домой?
Лешек: – – Я полгода жил в комнате с парнем, который страшно храпел. Я каждую ночь вставал, деликатно его касался, и он переставал храпеть. Мне важно было это делать так, чтобы он не проснулся. Я трактовал это как заботу.
Адам: – – Не возможно говорить о призвании без обращения к Богу. В противном случае то, что мы делаем в семинарии, было бы безумием.
Занавес
Монах, который согласился со мной поговорить, просит об анонимности (много публикует, имеет известную фамилию).
- – То, что Вам рассказали, – – это занавес. Я его Вам приоткрою, – – начинает он, а я смотрю на его покрытое трёхдневной щетиной лицо, на поблёскивающие стёкла модных очков. – Если бы семинарии важно было образование священников, дело было бы простым. Известно, что нужно делать, чтобы кому-то дать образование. Проблема в том, что Церковь хочет большего. Она хочет, чтобы семинарист выбрал профессию на всю жизнь и чтобы обязался быть целибатом. Это не является типичными требованиями, и для их выполнения нужен специальный тренинг. Церковь между прочим опирается на наивность семинаристов и их огромное доверие кадрам. А дополнительно ещё во всё вводится мистицизм. Говорится о том, что они это делают для Господа Бога.
Потом этот монах говорит о том, что в семинарии господствует армейская муштра и принуждение к притворству, с помощью которого формируется поведение, духовность, даже манера говорить. "– Это основано на страхе. Потому что если каждую минуту и по любому поводу руководитель может заявить, что семинарист не развивается, что он потерял своё призвание, это значит, что такой парень не может раскрывать определённых вещей."
Он считает, что девиз "призвание" – – это ключ к неопределённости требований. "– Во имя этого "призвания" можно семинариста принудить ко всему. Это как деспот, с которым никогда не известно, как он рассудит дело."
Он говорит, что семинаристы оценивают себя исключительно через оценку других. "– Потому что чем больше они ведут себя так, как от них требуется, тем лучше. Они научены тому, что они заслуживают милости только тогда, когда исполняют внешние требования. И по своей наивности они верят, что это хорошо, что это действительно есть стремление к святости. На этой внешности они строят чувство собственного достоинства. И потом когда это покроется оболочкой, то это уже у них невозможно отнять."
Он считает, что семинаристы не имеют возможности проявить себя. У них возможности исправлять ошибки. Им, например, не разрешено проявлять агрессию. Считает, что естественный процесс развития остаётся приостановленным и семинаристы имеют уровень эмоционального развития как у девятнадцатилетнего.
- – В семинари
| 
